Загрузка...Горбатого брали на Яузе. Где и как снимали «Место встречи изменить нельзя»
Горбатого брали на Яузе. Где и как снимали «Место встречи изменить нельзя»
Текст: Ольга Шаблинская
Ради фильма Говорухина МУР открыл свои двери.
Многосерийный фильм о работе Московского уголовного розыска «Место встречи изменить нельзя» по роману братьев Вайнеров «Эра милосердия» . На «Одесской киностудии» сценарий был утверждён весной 1978 года. Однако все натурные съёмки велись в Москве. По местам тандема Жеглов-Шарапов нас провела москвовед Татьяна Воронцова.
Найти Москву прошлого
Перед Станиславом Говорухиным стояла сложная задача: съёмки велись в конце 1970-х, а на экране нужно было создать ауру послевоенной Москвы 1945-1946 гг. Из-за этого одни столичные места порой играли роль других.
В начале фильма командир разведроты, работающий ныне в МУРе, Владимир Шарапов (Владимир Конкин) идёт по проспекту Маркса (ныне Театральный пр‑д). В кадре — витрины гостиницы «Метрополь», арка Третьяковского проезда, памятник первопечатнику Ивану Фёдорову. И вдруг ляп — рядом с Шараповым — новенький автомобиль «Жигули» и палатка «Союзпечати» из 1960-х.
Новенький автомобиль «Жигули» и палатка «Союзпечати» из 1960-х
Дальше перед нами — знаменитая Петровка, 38. Говорухину удалось договориться о съёмках на территории ГУВД МВД. Там собралась вся команда начальника бригады отдела МУРа по борьбе с бандитизмом Глеба Жеглова (Владимир Высоцкий). Кстати, раньше на месте главного здания ГУВД были Петровские казармы. В 1834 г. там содержался под арестом публицист и революционер Огарёв, друг и родственник Герцена. Во второй серии после танцев под гармошку во внутреннем дворике Петровки весь МУР уезжает на уборку картошки. Несколько раз мы видим стоящий по соседству храм Иконы Божией Матери «Знамение» за Петровскими Воротами (1‑й Колобовский пер., 1, стр. 2).
Дальше перед нами — знаменитая Петровка, 38.
Бандиты тем временем назначают встречу оперативнику из Ярославля Васе Векшину, пытающемуся внедриться в банду «Чёрная кошка», на Чистопрудном бул. Виден знаменитый дом «со зверями» 1908 г., принадлежавший храму Троицы на Грязех (Чистопрудный бул., 14, стр. 3). И тут же киноляп: мелькает красно-белая телефонная будка образца 1970‑х гг., стоят автомобили ГАЗ-24.
Знаменитый дом «со зверями» и красно-белая телефонная будка образца 1970‑х гг.
Один из воров приезжает и уезжает с Чистопрудного бул. на трамвае маршрута «А» с бортовым номером 2170. На нём же в «Покровских воротах» катались Людочка с Хоботовым, он же в «Мастере и Маргарите» 1994 г. отрезал голову Берлиозу. Забавно: во второй серии «Места встречи» трамвай с номером 2170 следует уже по маршруту № 29 — по 1-му Сельскохозяйственному пр-ду. В нём ловят вора-карманника Кирпича (Станислав Садальский), выходят они в районе ВДНХ. Жеглов говорит: «Свидетелей и потерпевшую просим пройти за нами в отделение милиции. Здесь недалеко». И через минуту они оказываются на. Садовой-Сухаревской, д. 5. В особняке 1908 г. в стиле модерн архитектора Аполлоса Правдина на момент съёмок располагалась музыкальная школа, а вовсе не отделение милиции.
В особняке 1908 г. в стиле модерн архитектора Аполлоса Правдина на момент съёмок располагалась музыкальная школа, а вовсе не отделение милиции
Жеглов выведывает у Кирпича адрес Верки-модистки (Людмила Давыдова): 6-й пр-д Марьиной Рощи, 10. После войны этот район был рабочей окраиной с одно-, двухэтажными деревянными домиками. В 1970-е на месте хибар стояли уже современные панельные 9-12-этажные дома. Поэтому Марьиной Рощей «назначили» Сокольники: там мелкие деревянные постройки только готовились к сносу. И когда оперативники приезжают в Марьину Рощу на квартиру к Верке-модистке, в действительности они оказываются на Сокольнической пл. у дома № 4. В кадре появляется и храм Воскресения Христова в Сокольниках (Сокольническая пл., 6).
«Подмена» есть и в истории с подкидышем. Жеглов говорит Шарапову: надо мальчика отвезти в роддом Грауэрмана — в 1940-е он находился на Большой Молчановке. Но к моменту съёмок там уже прорубили проспект Калинина (ныне Новый Арбат). Поэтому роддомом стало здание в Собиновском пер., 9 (ныне М. Кисловский).
«Кошка» в коробке
Когда оперативники едут по вызову в ограбленный магазин, нам показывают Яузу и окрестности Яузского бул. В доме 1/5 на Серебрянической наб. действительно был продуктовый (10). Именно про эту точку Жеглов впоследствии скажет: «Место встречи изменить нельзя». Однако вход в подвал магазина — бутафорский. Художники изготовили короб с высоким порогом и дверью-люком. Горбатый (Армен Джигарханян), Жжёный (Александр Абдулов), Промокашка (Иван Бортник), Левченко (Виктор Павлов) и др. прятались в этой тесной коробке и вылезали наружу по команде. Все, конечно, помнят этот эпизод: «А теперь Горбатый!»
Вход в подвал магазина — бутафорский
В сценах поимки Маньки-Облигации (Лариса Удовиченко) появляется плавучий ресторан «Прибой» у Якиманской наб. «Поплавки» — рестораны на теплоходах — до 1970-х оставались модными и одновременно недорогими заведениями.
Перед задержанием вора в законе Ручечника (Евгений Евстигнеев) и его сообщницы Волокушиной (Екатерина Градова), промышляющих кражами шуб в театрах, Шарапов и Жеглов прогуливаются около Большого театра. Только это не всеми узнаваемый вид со сторублёвой купюры, а боковой фасад с металлическими опорами со стороны Петровки.
А за Фоксом (Александр Белявский) муровцы охотятся в ресторане «Астория». Снимали это в гостинице «Центральная», бывшей булочной Филиппова (Тверская ул., 10). Последние лет восемь здание на ремонте. Но благодаря картине «Место встречи изменить нельзя» зритель может увидеть кладку на полу, лепнину в зале, раритетную мебель. А дальше Фокс прыгает через окно на улицу, следом за ним — Шарапов. Выпрыгивают они с Тверской, а оказываются. на Малой Полянке в Замоскворечье — снова мистификация!
alt=»картинка Arlett» />
«Асторию» снимали в гостинице «Центральная», бывшей булочной Филиппова
«Работать с Высоцким было нелегко, — рассказал «АиФ» актёр Владимир Конкин, исполнитель роли Шарапова. — Вот он — добрый, прекрасный, а через три секунды меняется в лице, ор, вопли. Я в такой ситуации никогда не оказывался. Было настолько тяжело, что, не сказав никому ни слова, упаковал чемоданы и решил возвращаться домой в Киев. Слава богу, зашёл Витя Павлов: «Пойдём на воздух, я тебе почитаю сценарий». И так произносил каждую реплику героев «Места встречи», что я чуть не помер со смеху. Я продолжил работать. И рад, что не покинул тогда площадку. Почему? Потому что фильм получился на века».
Жеглов сел за взятку, а Шарапов поймал первого в СССР маньяка: Как на самом деле сложились судьбы героев легендарного фильма
40 лет фильму «Место встречи изменить нельзя». В честь юбилея картины Царьград решил вспомнить судьбы прототипов главных героев и вместе с автором «Бандитского Петербурга» Андреем Константиновым представить, кем бы они стали в другое время
Ровно сорок лет назад, 11 ноября 1979-го, в честь Дня милиции на экраны вышла первая из пяти серий телефильма «Место встречи изменить нельзя», ставшего одним из самых популярных детективов советского кинематографа, который смотрят с удовольствием и сегодня.
Фразы героев стали крылатыми – от «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина» и до «А теперь – горбатый!» (которая произносится, конечно же, в сочетании с резким движением рукой в исполнении Высоцкого в образе Жеглова) или «Не знаю, я там не был, а Фокс не рассказывал», сказанной Шараповым на «малине» у банды.
Памятник г. Жиглову и В. Шарапову. Петровка, 38. Фото: Anton Belitsky / Globallookpress
О главных героях и их прототипах сегодня и хотелось бы вспомнить – вместе с известным журналистом-расследователем, автором «Бандитского Петербурга» Андреем Константиновым.
У Шарапова было целых два прототипа
Банды «Черная кошка», за которой охотятся в фильме Глеб Жеглов и Володя Шарапов, как всем давно известно, в реальности не существовало. Вообще в послевоенной Москве было немало группировок, промышлявших разбойными нападениями и грабежами. А вот изображения чёрной кошки на самом деле оставляли на месте своих преступлений – обычно это были кражи – воровские компании, состоявшие из подростков: шалили они так.
Считается, впрочем, что за основу книги «Эра милосердия» братья Вайнеры взяли события, связанные с реальной красногорской бандой Ивана Митина, действовавшей, правда, не сразу после войны, как это происходит в фильме, а лет на 5-7 позже, в начале 1950-х. Но «митинские» были и впрямь жестокими – на их счету несколько убийств, в том числе, милиционеров.
И вот эту-то банду Митина и задерживал приятель будущих писателей Вайнеров Владимир Арапов, ставший прототипом того старшего лейтенанта-фронтовика, командира штрафной роты и разведчика, 42 раза ходившего за линию фронта, который пришел после Победы в МУР.
На самом деле, подлинный Арапов пришёл в органы в 19 лет, начинал в 37-м отделении милиции, но ещё до конца не определился на тот момент, хочет ли он всю жизнь посвятить поимке преступников.
Здание МУР. Фото: Popova Valeriya / Shutterstock.com
Но произошло одно событие, которое и привело его в легендарный Московский уголовный розыск, где позже состоялось знакомство с Аркадием Вайнером, работавшим там же, на Петровке, 38.
Представьте, послевоенная Москва. Житье нищее, голодное. И вдруг в школах, находящихся недалеко от клуба фабрики «Парижская коммуна», начали пропадать детские пальтишки. Свидетели говорили, что ворует женщина. А отец в это время познакомился с девушкой, которая сказала, что она в клубе учительницей музыки работает,
– рассказывал сын Владимира Арапова Павел.
И что-то в её поведении показалось ему странным – фальшь какая-то была.
«Однажды он переоделся в женскую одежду и выследил, как его новая знакомая вышла из дома в пальто и шляпе, которую описывали свидетели», – вспоминал Павел Арапов.
Воровку поймали, но в МУРе обратили внимание на то, как именно вычислил её молодой опер. И пригласили его работать к себе.
В. Шарапов (Конкин). Кадр из фильма. Фото: Vyacheslav Panov / Globallookpress
Впрочем, есть ещё версия (со ссылкой на Георгия Вайнера – из книги Мамонова «Последняя банда: Сталинский МУР против чёрных котов Красной Горки») о том, что «хотя Шарапов – собирательный образ, но у него есть прототип – Владимир Чванов, знаменитый сыщик МУРа, также ставший автором детективных книг.
Так что, вероятно, и тот, и другой, легенды МУРа, могли служить прототипами Шарапова.
Может быть, потому, что оба – и Арапов, и Чвалов – участвовали в поимке первого советского маньяка – Владимира Ионесяна, прозванного «Мосгазом», поскольку он представлялся сотрудником газовой службы.
Первый возглавлял, как рассказывал его сын, штаб по поиску убийцы, второй вычислил сожительницу Ионесяна, через которую вышли уже на самого изверга.
«Он же убил топориком женщину в Марьиной роще, где находилось наше отделение, – вспоминал Чвалов. – Среди похищенного им был большой телевизор «Темп»: ясно было, что в руках он телевизор не потащит, ему понадобится машина. Легковую поймать на той улице было непросто: они ходили редко. Зато грузовики – часто. Стали опрашивать водителей в автохозяйствах, один подвозил мужчину с телевизором – до Трифоновской улицы. В районе Трифоновской мы задержали сожительницу Ионесяна и нашли телевизор. А самого преступника поймали уже в Казани».
Интеллигентность Шарапова преувеличена, а Жеглов – явный карьерист
Фото: Mykhailo Koifman / Shutterstock.com
А вот про Глеба Жеглова, который как раз-таки, как считалось долгое время, не имел чёткого прототипа, рассказал в одном из поздних интервью Георгий Вайнер:
Жеглов был наш товарищ, очень смешной человек, начальник ОБХСС Дзержинского района Москвы. Он был весельчак, гуляка, замечательный оперативник и. взяточник, – говорил младший из братьев-писателей. – В конце концов, его посадили, и он один из всех, кто шёл по этому делу – а там был очень крупный процесс, около 20 человек были арестованы – ни в чём никогда не признавался и в течение трёх лет добивался и добился, чтобы его дело пересмотрели.
И ведь мало того, что его освободили – «за недоказанностью», так он ещё и два года потратил потом на то, чтобы восстановиться на службе, и не просто в МВД, а на своём месте начальника ОБХСС Дзержинского района Москвы.
«Он вышел на работу, а на другой день подал заявление об отставке. На «гражданке» он занялся более прибыльным делом – плодоовощной торговлей в Москве. Там у него были очень большие доходы, он любил жить на широкую ногу. но, в конце концов, что-то там у него случилось, и он покончил с собой», – приводит грустную историю жизни подлинного Жеглова Вайнер.
Впрочем, мы воспринимаем и Жеглова, и Шарапова больше сквозь призму фильма – в книге-то это совсем другие персонажи.
Кадр из фильма. Фото: Vyacheslav Panov / Globallookpress
А вот в картине «Место встречи изменить нельзя» – образы, созданные Высоцким и Конкиным. Один – жёсткий, принципиальный опер. И другой – интеллигентный, стремящийся к справедливости, бывший фронтовик.
«Интеллигентность Шарапова вы преувеличиваете, – считает между тем Андрей Константинов. – Он – офицер, прошедший войну, который командовал зэками в штрафной роте. Это человек, достаточно много повидавший, убивавший и которого убивали. Что касается принципиальности Жеглова, вы тоже, мне кажется, не совсем правы. Жеглов – он в фильме тёртый калач и, безусловно, карьерист. Помните, как Груздева он легко отправил в тюрьму? Если бы не Шарапов, был бы в тюрьме Груздев, а Жеглов не маялся бы совестью».
Кстати, сам Георгий Вайнер тоже признавался:
«Кто читал этот роман, те знают, что там очень осторожно и очень аккуратно, безо всяких революционных криков написано, что замечательный человек, выдающийся сыщик Глеб Жеглов является по существу сталинским палачом. Для него не существует ценности человеческой жизни, свободы, переживаний. И совершенно очевидно для тех, кто помнит немножко историю, что вслед за событиями 1945-46 годов, описанными в романе, наступила волна чудовищных репрессий, где именно Жегловы отличились в корпусе МВД-МГБ неслыханными злоупотреблениями, неслыханными злодействами, потому что искренняя убеждённость в правоте дела, которое они делают, безусловные личностные способности, отсутствие всяких моральных сомнений делало их страшным орудием».
Писатель Георгий Вайнер, декан факультета журналистики МГУ Ясен Засурский. Фото: Зотин Игорь / Фотохроника ТАСС
В девяностые и тот, и другой могли бы сами влиться в ОПГ
Константинов, к слову, полагает, что в сегодняшнем мире вряд ли нашлось бы место и Жеглову, и Шарапову – прежде всего потому, что оба и были как раз «идеологически мотивированными».
А вот в 1990-е могли стать кем угодно, – полагает автор «Бандитского Петербурга». – В эпоху перелома, ухода одних смыслов и прихода других, боюсь, что они могли бы либо оставаться в органах и начать заниматься какими-то не только праведными делами, либо бросить и оказаться на обочине жизни, либо попасть в банды. Но оставаться просто такими же они бы вряд ли смогли. Потому что это, во-первых, достаточно молодые люди, во-вторых, это люди действия, которые не хотят просто так сидеть и ждать, а хотят что-то совершать в этой жизни.
И сегодня они тоже, скорее всего, не смогли бы вписаться в нынешнюю систему правоохранительных органов.
«Либо это была бы какая-то кардинальная перепрошивка личности, либо они в этом времени без остатка растворились бы, и всё, – уверен Андрей Константинов. – Наше время не несёт в себе какого-то идеологического стержня. Время, где непонятно, где свои, а где чужие, что хорошо и что плохо, и как на самом деле нужно поступать, чтобы не оказаться лузером. Ведь это легко у нас – выпускать какие-то бесконечные сериалы про ментов, и там такие бедные, но честные, поэтому производящие впечатление туповатых, менты. И возникает вопрос: а на основании чего эти люди такие? Что ими движет? Воспоминания о советском детстве? Клятва пионерскому галстуку? И откуда берутся такие, как полковник Захарченко, у которого в квартире гора наличности?».
А. Константинов. Фото: Zamir Usmanov / Globallookpress
Поэтому Жеглова и Шарапова сложно представить в современной полиции.
«Вспомните, как они живут в комнате Шарапова: делят кусок сахара, у них нет ни одежды, ни какой-то собственности. Они – лохи, говоря сегодняшним языком. На них посмотрели бы и сказали: вы что, с гор спустились? Вы чего такие – пешком ходите, на трамвае ездите? Вы, вообще, офицеры МУРа или кто?».
Зато тот самый кошелек, который Глеб Жеглов засунул в карман Кирпичу, чтобы иметь основания его задержать, – это, подчёркивает Константинов, спокойно существует и сегодня, и даже процветает.
«Сейчас за счёт соцсетей и хайпов общественное мнение встаёт на сторону того, кто первый громче крикнет и при этом не пытается разобраться: а что, собственно говоря, случилось на самом деле? – не сомневается собеседник Царьграда. – Как, кто, при каких обстоятельствах, действительно подбросил или нет? История с Иваном Голуновым очень показательна в этом смысле: никто не захотел разобраться, что на самом деле там произошло. Потому что если подбросили наркотики этому Голунову, то, во-первых, кто, во-вторых, с какой целью, в-третьих, почему никто не арестован? Наркотики есть, а хозяина у них нет. Вот вам и вся история про то, «на чью сторону встает» общественное мнение».
То есть и у Кирпича был шанс перевернуть ситуацию – когда он закричал в трамвае, мол, «фронтовику руки крутят!», однако голос его был слаб и никто его не услышал.
«А если бы это «фронтовику руки крутят!» было в соцсетях, то у Кирпича имелся бы очень большой шанс. Он бы кричал: «Кровавая гэбня! Это он, мильтон поганый, кошелёк мне на входе подложил!» Но шанс был бы и у Жеглова. Знаете, как зэки говорят: «Больше всего шансов у тех, кто первым добежал до оперчасти». Кто первым добежал до оперчасти, тот и прав. А в нынешнее время роль оперчасти играет интернет-сообщество, которое поднимает волну либо в одну сторону, либо в другую, вот и всё», – уверен Андрей Константинов.
Эра Милосердия (75 стр.)
– Ну уж! Верка разве сейчас берет? – удивился Жеглов. Я взглянул на него и ощутил тонкий холодок под ложечкой: по лихорадочному блеску его глаз, пружинистой стянутости догадался наконец, что Жеглов понятия не имеет ни о какой Верке, ни о каком Фоксе и бредет сейчас впотьмах, на ощупь, тихонько выставляя впереди ладошки своих осторожных вопросов.
– А чего ей не брать! Не от себя же она – для марвихеров старается, за долю малую. Ей ведь двух пацанят кормить чем‑то надо…
– Так‑то оно так, – облегченно вздохнул Жеглов. – Скупщики краденого подкинут ей на житьишко, она и довольна – процент за хранение ей полагается. Да бог с ней, несчастная она баба!
И я от души удивился, как искренне, горько, сердобольно пожалел Жеглов неведомую ему содержательницу хазы.
– Так ты что, больше Фокса не видел? – спросил Жеглов.
– Откуда? Мы с ним дошли до дома, где он у бабы живет, и я отвалил.
– Скажи‑ка, Сапрыкин, ты как думаешь – Фокс в законе или он приблатненный? – спросил Жеглов так, будто после десяти встреч с Фоксом вопрос этот для себя решить не смог и вот теперь надумал посоветоваться с таким опытным человеком, как Кирпич.
– Даже не знаю, как тебе сказать. По замашкам он вроде фраера, но он не фраер, это я точно знаю. Ему человека подколоть – как тебе высморкаться. Нет, он у нас в авторитете, – покачал длинной квадратной головой Сапрыкин.
– А не мог Фокс окраску сменить? – задумчиво предположил Жеглов.
– Да у нас, по‑моему, никто и не знает, чем он занимается. Сроду я не упомню такого разговора. Он на хазах почти не бывает – в одиночку, как хороший матерый волчище, работает. Появится иногда, товар сбросит – только его и видели…
Жеглов встал, прошелся по тесной комнатке, потянулся.
– Эх, чего‑то утомился я сегодня! – Он снял трубку и набрал номер: – Кондрат Филимонович? Жеглов снова беспокоит. Я вызов пока отменяю, мы тут сами с Сапрыкиным разобрались. Нет, он себя прилично ведет. Ну и мы соответствуем. Привет…
Жеглов брякнул трубку и сказал Кирпичу:
– Жеглов – хозяин своего слова. Все будет, как мы договорились. Лады?
– Лады! – довольно кивнул Кирпич.
– Вот только я сейчас возьму здесь машину, и мы на минутку подскочим, ты мне покажешь дом, где остался Фокс в прошлый раз…
– Погоди, погоди! Мы об этом не договаривались, – задыбился Кирпич, но Жеглов уже натянул плащ и совал ему в руки шапку.
– Давай, давай! Запомни мой совет – никогда не останавливайся на полдороге. Поехали, поехали, я ведь и сам знаю, куда ехать, но с тобой оно быстрее будет.
И, приговаривая все это, Жеглов теснил его к двери, мягко и неостановимо подталкивал перед собой, и все время ручейком лилась его успокаивающе‑усыпляющая речь, парализуя волю Кирпича, который сейчас медленно пытался сообразить, не наговорил ли он чего‑нибудь лишнего, но времени на эти размышления Жеглов ему не давал, и, прежде чем вор смог принять какое‑то решение, они уже сидели в милицейской «эмке» и призывно‑ожидательно рокотал заведенный мотор, и тогда Сапрыкин махнул рукой:
– Поехали на Божедомку. Дом семь…
Они осмотрели быстро маленький двухэтажный дом, вернулись назад, уже в МУР, на Петровку, 38, и там Жеглов так же стремительно выколотил из Кирпича адрес Верки Модистки…
Без четверти девять Жеглов отправил Сапрыкина с конвоем и велел опергруппе загружаться в «фердинанд».
– Поедем в Марьину рощу, к Верке Модистке, – сказал он коротко, и никому в голову даже не пришло возразить, что время позднее, что сегодня суббота, что все устали за неделю, как ломовые лошади, что всем хочется поесть и вытянуться на постели в блаженном бесчувствии часиков на восемь‑девять.
Хочу, чтобы в Москве было, как в Гонконге
KontrR
KontrR 
Сообщений: 60618
Estet82
Estet82 
Сообщений: 23000
Дважды. Вот в этом вы все.
KontrR (KontrR) писал (а) в ответ на сообщение :
KontrR (KontrR) писал (а) в ответ на сообщение :
И Жеглов туда же. Большинству обывателей и в голову не прийдет, что это отрицательный герой. Дерьмо короче.
Estet82
Estet82
Сообщений: 23000
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
Сообщений: 6937
Наоборот, начальство наверняка поощрит задержавших девочку полицейских дополнительным денежным довольствием, отпуском и красными революционными шароварами.
Наоборот, полиция отрицала свою причастность к этому и начала расследование. Но перед этим заявила, что это ей сами протестующие шариком от подшипника в глаз попали. А остатки резиновой пули — это не их и вообще случайно. Дело в том, что эта девушка была ранена, стоя на тротуаре в группе журналистов и добровольцев-медиков, оказывавших помощь раненым. В результате этого события она стала символом протеста в Гонконге. После этого случая протестующие на два дня заблокировали работу городского аэропорта, скандируя «Око за око!»
https://www.theguardian.com/world/2019/aug/16/an.
Нам действительно пора становиться демократическим обществом, в котором неподчинение полицейскому приравнивается к нападению на него. Со всеми вытекающими последствиями, в том числе и глазами.
У вас не получится — вы же воры. В демократическом обществе столько не воруют.
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
Нетолерантный
vzk527 
Сообщений: 34458
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
Сообщений: 6937
> Ваня Иванов 51180 (51180) писал (а) в ответ на сообщение:
Доказательство — любой чиновник или «правоохранитель» с имуществом, многократно превышающим его заработок. И пока они просто молчат по этому поводу — они воры. А ты — воровской холуй.
————-
Сообщение было проверено модератором. Вам объявляется замечание за это сообщение. Пожалуйста, следите за тем, что Вы пишете.
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
Estet82
Estet82
Сообщений: 23000
KontrR (KontrR) писал (а) в ответ на сообщение :
Нет условий при которых мент может избивать гражданина.
Я уж не говорю про то, что применение спецсредств регламентирует места по которым можно наносить удары. Кроме мягких тканей ног и рук бить вообще никуда нельзя.
Нетолерантный (vzk527) писал (а) в ответ на сообщение :
Ты удивлен такой интерпретацией событий?
KontrR (KontrR) писал (а) в ответ на сообщение :
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
Слово ЛЮБОЙ, как бы обязывает тебя привести доказательство по КАЖДОМУ из 2-х миллионов чиновников. и по КАЖДОМУ из ментов.
И то что оно (имущество) у них, есть, и то, что оно украдено. А до этого момента — ты холуй госдепа, гавкающий из подворотни.
Причем, тупой и недоношенный.
Учитывая твое непризнание презумпции невиновности, пожалуй добавлю в список твоих преступлений скотоложество, некрофильство. Ну, а дальше, посмотрим. Может еще что выяснится.
KontrR
KontrR
Сообщений: 60618
2. Специальные средства применяются с учетом следующих ограничений:
1) не допускается нанесение человеку ударов палкой специальной по голове, шее, ключичной области, животу, половым органам, в область проекции сердца;
все остальное — можно. плечи, спина, жопа — пожалуйста.
Estet82
Estet82
«Место встречи изменить нельзя»: самая слабая сцена фильма Станислава Говорухина.
Для начала я хочу низко поклониться и искренне поблагодарить всех, кто был причастен к созданию такого замечательного фильма. Сейчас на кинопоиске его оценка 8,971, а на IMDb – 9,00. Это один из моих самых любимых фильмов. Но есть в нём кое-что, что, скажу так, марает шедевр.
По моему неискушённому некинокритиканскому мнению, есть в этом замечательнейшем фильме одна сцена, которая очень слаба. Если бы эта слабость была проходной, незаметной, быстро забываемой под давлением перипетий сюжета – то и ладно. Однако она стоит почти в самом конце заключительной пятой серии, и никуда от неё не деться.
Это сцена убийства Левченко. Вот как она описана в романе братьев Вайнеров:
«Пасюк хозяйственно собирал сваленное на снегу оружие, бандитов, обысканных и уже связанных, сажали в тюремный фургон «черный ворон», милиционеры с винтовками из оцепления смотрели на меня с любопытством. У дверей «воронка» стоял Левченко.
— Руки! — скомандовал ему милиционер. Левченко поднял на меня глаза, и была в них тоска и боль. Протянул милиционеру руки.
Я шагнул к нему, чтобы сказать: ты мне жизнь спас, я сегодня же.
Левченко ткнул милиционера в грудь протянутыми руками, и тот упал. Левченко перепрыгнул через него и побежал по пустырю. Он бежал прямо, не петляя, будто и мысли не допускал, что в него могут выстрелить. Он бежал ровными широкими прыжками, он быстро, легко бежал в сторону заборов, за которыми вытянулась полоса отчуждения Ржевской железной дороги.
И вся моя оцепенелость исчезла — я рванулся за ним с криком:
— Левченко, стой! Сережка, стой, я тебе говорю! Не смей бежать! Сережка.
Я бежал за ним, и от крика мне не хватало темпа, и углом глаза увидел я, что стоявший сбоку Жеглов взял у конвойного милиционера винтовку и вскинул ее.
Посреди пустыря я остановился, раскинул руки и стал кричать Жеглову:
— Стой! Стой! Не стреляй.
Пыхнул коротеньким быстрым дымком ствол винтовки, я заорал дико:
Обернулся и увидел, что Левченко нагнулся резко вперед, будто голова у него все тело перевесила или увидел он на снегу что-то бесконечно интересное, самое интересное во всей его жизни, и хотел на бегу присмотреться и так и вошел лицом в снег.
Я добежал до него, перевернул лицом вверх, глаза уже были прозрачно стеклянными.
И снег только один миг был от крови красным и сразу же становился черным. Я поднял голову — рядом со мной стоял Жеглов.
— Ты убил человека,- сказал я устало.
— Я убил бандита, — усмехнулся Жеглов.
— Ты убил человека, который мне спас жизнь, — сказал я.
— Но он все равно бандит,- мягко ответил Жеглов.
— Он пришел сюда со мной, чтобы сдать банду, — сказал я тихо.
— Тогда ему не надо было бежать, я ведь им говорил, что стрелять буду без предупреждения.
— Ты убил его, — упрямо повторил я.
— Да, убил и не жалею об этом. Он бандит,- убежденно сказал Жеглов.
Я посмотрел в его глаза и испугался — в них была озорная радость.
— Мне кажется, тебе нравится стрелять, — сказал я, поднимаясь с колен.
— Ты что, с ума сошел?
— Нет. Я тебя видеть не могу.
Жеглов пожал плечами:
Я шел по пустырю к магазину, туда, где столпились люди, и в горле у меня клокотали ругательства и слезы. Я взял за руку Копырина:
— Отвези меня, отец, в Управление.
— Хорошо, — сказал он, не глядя на меня, и полез в автобус. Я оглянулся на Пасюка, Тараскина, взглянул в лицо Грише, и мне показалось, что они неодобрительно отворачиваются от меня; никто мне не смотрел в глаза, и я не мог понять почему. У них всех был какой-то странный вид — не то виноватый, не то недовольный. И радости от законченной операции тоже не видно было».
Что же теперь видим в фильме. Я не буду останавливаться на неточностях, которые не имеют отношения к делу: разумеется, это кино, и режиссёр не только в каких-то эпизодах физически не может следовать первоисточнику, но и имеет полное право трактовать его на свой лад, высказывать авторское видение. Мне это совершенно понятно, никаких вопросов нет, хоть я и люблю, когда снимают максимально близко к первоисточнику. Речь пойдёт именно о тех моментах, которые ослабляют сцену, а, собственно, и весь фильм.
Для начала скажу, что Виктор Павлов – замечательный актёр. Ну, вот, правда, не кривя душой. Сколько бы его ролей ни посмотрел – все запоминающиеся. Прекрасный актёр. Но Левченко из него – по попаданию в образ – на 3 с плюсом. И дело тут вовсе не в том, что Левченко по книге – чуть старше Шарапова, и комплекции Эвандера Холифилда. Вовсе нет, это, разумеется, можно перетерпеть. Но дело в типаже, так сказать, лица Павлова. Левченко – это бывший заключённый, прошёдший штрафбат. Может, он и подотъелся чутка на ворованных харчах, но чисто по его характеру, по мировоззрению понятно, что это не свинья, опустившаяся в физическом плане, а опытный боец, держащий себя в форме по-суворовски, чтобы в любое время пойти на дело. По его движениям во время побега это видно в том числе. И лицо у него должно быть голодного волка.
А в сцене, когда Павлов произносит:
— А там сидит этот кодило недорезанный, крыса тыловая, рожу раскормил красную – хоть прикуривай…
извините, но смеяться в этот напряжённый момент хотелось не только мне, но и всем тем, с кем я смотрел и пересматривал этот фильм.
Так вот, Левчено с лицом, которое чуть дальше от «А в тюрягу — не-е, в тюрягу больше не сяду. В жизни больше не сяду. », и чуть ближе к «Там же плохо кормят!» бежит от конвоя. Шарапов успевает вполне доходчивым жестом опустить ствол винтовки конвоира, прицелившегося в Левченко, и вполне доходчиво крикнуть: «Не стрелять». В принципе, здесь порядок – закричал стоя или на бегу – не так важен. Но вот дальше…
Дальше, напоминаю, Шарапов «остановился, раскинул руки и стал кричать Жеглову:
— Стой! Стой! Не стреляй. »
Жеглов не просто стреляет вопреки Шарапову, он стреляет рядом с Шараповым, почти сквозь него. То есть настолько хочет выстрелить, что не боится задеть друга. Шарапов в определённое мгновение понимает, что Левченко бежит быстрее него, и начал бежать раньше, поэтому его вовремя не догнать. Остаётся только заслонить своим телом. И вот он стоит посреди снега, раскинув руки, и кричит именно Жеглову, прямо в глаза: «Стой! Не стреляй!» И после выстрела снова кричит – дико орёт – именно Жеглову: «Не стреляй!». Согласитесь, это очень сильная сцена. Которой вовсе нет в фильме.
Обратите внимание также на ещё две вещи. Первое – Шарапов кричит не «Не стрелять!», как в фильме, обращаясь как бы ко всем обезличенно, а именно «Не стреляй!» — обращаясь только к Жеглову. Именно Жеглов для него та фигура, единственная, которой он не доверяет в этом вопросе, чью жестокость хорошо знает.
И второе: он называет Левченко «Серёжка». Это вполне понятно, потому что Левченко – молодой парень, и потому что они были близкими друзьями. Но по фильму таких близких отношений нет и в помине, они потеряны в сценарии, потеряна пронзительность утраты Шарапова. Он не друга-однополчанина спасает, телом закрывает от пули, а просто знакомого какого-то, который оказал ему услугу – не выдал бандитам. Ценность их отношений смещена именно к этому моменту, а не к той дружбе, что была на войне. Поэтому Шарапов в фильме нигде не называет Левченко «Серёжка».
И вот Левченко убит. Шарапов вместо последнего крика Жеглову «Не стреляй!», кричит уже упавшему Левченко «Стой!». Корявость сцены нарастает.
Подбежал. Левченко вместо того, чтобы упасть на лицо, упал на спину. Переворачивать его смысла нет. Как нет и «глаза уже были прозрачно стеклянными» и «И снег только один миг был от крови красным и сразу же становился черным». Левченко в своей шинели и с ровным пробором лежит, как подстреленный комиссар. Или прилёгший отдохнуть. На нём нет ни крови, ни грязи, ни снега, ни щетины, кстати.
И теперь о главном. Подбегает Жеглов. И вместо оригинального диалога есть такой:
Ш: — Ты убил человека.(зло)
Ж: — Я убил бандита. (недоумевающе)
Ш: — Он пришел сюда со мной, чтобы сдать банду. (зло с обидой)
И дальше следует то, что лично для меня если и не ломает весь фильм напрочь, то делает в нём огромную вмятину с кучей трещин. Жеглов, с зачатками совести поведя взором по земле, тянет мягко:
И делает лицо сначала «Блин, как с Шараповым неловко вышло, только мы обнялись и стали ближе, а тут это; если бы я знал, то конечно, не стал бы стрелять», а потом «Ну, в общем-то, и хрен с ним, убил и убил. Шарапов подуется и забудет; я что ему, менее важен, чем этот бандюган?»
Удивительно, казалось бы – даже не одно слово, а одна буква, один звук, один возглас…
На кинопоиске написано, что братья Вайнеры делали и сценарий к фильму. Я, в принципе, могу представить, почему они так сделали в этой сцене. Могу домысливать, допридумать кучу оправданий. Но никогда не соглашусь, что они сделали лучше – даже с учётом очевидной отговорки, что сценарий немного видоизменили под Высоцкого.
Его Жеглов не должен был себя так вести. Могло ведь случиться так, что сцена, не совпадающая с оригиналом, могла совпасть и быть продиктованной фильмом. Но вот нет, и три раза нет! И Жеглов Высоцкого не мог так расстроено и меланхолично протянуть «Ааа…».
Из замечательной сцены, которая усиливается ещё и тем, что идёт сразу за казалось бы счастливой развязкой, за облегчением, сделали совершенно нелепый финал отношений Шарапова и Жеглова. Какие-то детские обиды, штаны на лямках…
Слушай, да ладно тебе.
Вчитайтесь в строки романа. Они просто жгут читателя. Нет в Шарапове уже сил, он их оставил там, в логове бандитов, и в подвале, и догоняя Левченко, и крича Жеглову. Выгорел. Нет в его словах никакого напора, никакой обиды – как в фильме. Он внутренне отступает, хочет найти твёрдую почву под ногами.
В Жеглове же ощущается нечто большее, чем просто радость от убийства. Как можно заключить из последующих событий, это радость от убийства во имя мести. И недаром на укоры Шарапова он смягчается, а не возражает резко. Вспомним, сколько Жеглов подтрунивал и резко выговаривал Шарапову. Сколько его учил специфике работы в МУРе. Бандит, убийца, из-за которого – и, возможно, и руками которого – погибли невинные люди, бежал. С точки зрения опытного матёрого оперативника с чёрствым сердцем, тут не место сантиментам. А тут ещё и недавняя трагедия. Жеглов мог бы прикрикнуть, мог бы просто ничего не отвечать, мог бы встряхнуть за грудки, но он внутренне понимает, что Шарапова ждёт большое горе, о котором тот ещё не знает. Но знает Жеглов, и знают все из его группы. Поэтому голос Жеглова смягчается, поэтому так странно ведут себя друзья Шарапова. Вместе с трагизмом сцены читатель начинает чувствовать дискомфорт – предвестник новой беды.
Но всего этого нет в фильме. Не просто нет. Тут всё другое. Злой Шарапов, который злится, скорее, из-за того, что просто пошло не по его сценарию, что не удалось Левченко помочь, как он рассчитывал. Естественно, он и не может бросить фразой: «Мне кажется, тебе нравится стрелять», потому что в фильме к ней нет никакой подводки. Наоборот, самому зрителю от сцены становится неловко и досадно: блин, я уже приготовился, что они поедут шампанское пить, а этого Левченко спокойно посадят на нары, а тут такое. Зачем Вы, режиссёр, под конец поссорили Жеглова и Шарапова?
Скажите честно, неужели не возникал этот вопрос? Ведь всё же складывалось так хорошо: два друга, боевая дружба, ругались и мирились, вместе бандитов ловили. Да, Жеглов поначалу – чёрствый, безжалостный. Но потом он и раскрывается, и как-то меняется от дружбы с Шараповым, и волнуется за него. Очеловечивается. Образ Жеглова, придуманный для фильма, не содержит предпосылок к такому финалу, а как раз к обратному. Вот и думаешь: как вообще некстати этот Левченко, ну завалил бы его кто-нибудь из преступников ещё там, в подсобке – намного же лучше! И Шарапов бы ненавидел уже бандитов только, как и полагается. Фильм бы закончился на мажорной ноте, когда вся команда вместе с Варей празднует Новый Год… Зачем Вы это придумали, негодует зритель. Вот к чему ведёт киношный образ Жеглова.
В общем, в фильме, Шарапов идёт к «фердинанду», никого из его группы в кадре нет, и Копырин-Копытин невпопад, вообще не понятно на каком основании, говорит:
— Володя, давай я тебя отвезу?
Куда ты его отвезёшь? Зачем? Звучит как «Давай я тебя покатаю по Москве – легче будет». А в контексте следующей сцены – «Володька, хороший секс – лучшее лекарство!» Так и заканчивается эта сцена.
Жаль, очень жаль. Сцена, которую смело можно включить в десяток сильнейших в романе, стала самой слабой, сломной, неправильной в финале замечательного фильма…
